– Остроумно, – похвалил его Агамемнон и
изложил затем содержание не помню какой
контроверсии.
– Если это уже случилось, – тотчас же заметил
Трималхион, – то об этом нечего и спорить. Если
же этого не было – тогда и подавно.
Это и многое другое было встречено
всеобщим одобрением.
– Дражайший Агамемнон, – продолжал между
тем Трималхион, – прошу тебя, расскажи нам
лучше о странствованиях Улисса, как ему
Полифем палец щипцами вырвал, или о
двенадцати подвигах Геркулеса. Я еще в детства
об этом читал у Гомера. А то еще видал я
Кумскую Сивиллу в бутылке. Дети ее
спрашивали: ЕфьХХа тг МХвгд? (Сивилла, чего ты
хочешь?) а она в ответ: атюЗомеТу ЗХсо (Хочу
умереть).
ХЫХ. Трималхион все еще разглагольствовал,
когда подали блюдо с огромной свиньей,
занявшее весь стол. Мы были поражены
быстротой и поклялись, что даже куренка в такой
небольшой промежуток вряд ли приготовить
можно, тем более, что эта свинья нам показалась
по величине превосходившей даже съеденного
незадолго перед тем вепря. Но Трималхион со все
возраставшим вниманием присматривался к ней:
