— И покажу, — отвечал Каллий, — если и вы все
представите, что кто знает хорошего.
— Никто не возражает тебе, — отвечал Сократ,
— и не отказывается сообщить, какое знание он
считает наиболее ценным.
[4] — Если так, — сказал Каллий, — скажу вам,
что составляет главный предмет моей гордости: я
думаю, что я обладаю способностью делать
людей лучшими.
— Чему же ты учишь? — спросил Антисфен. —
Какому-нибудь ремеслу или добродетели?
— Справедливость, не правда ли, —
добродетель?
— Клянусь Зевсом, — отвечал Антисфен, —
самая бесспорная: храбрость и мудрость иногда
кажется вредной и друзьям, и согражданам, а
справедливость не имеет ничего общего с
несправедливостью.
[5] — Так вот, — сказал Каллий, — когда и из вас
каждый скажет, что у него есть полезного, тогда и
я не откажусь назвать искусство, посредством
которого я это делаю. Ты теперь, Никерат,
говори, — продолжал он, — каким знанием ты
гордишься.
— Отец мой, — сказал Никерат, — заботясь о
том, чтоб из меня вышел хороший человек,
заставил меня выучить всего Гомера, и теперь я
