сейчас говорил.
— Мне прекрасно известно, что ты этим
хочешь сказать, но меня удивляет, что
несправедливость ты относишь к добродетели и
мудрости, а справедливость — к
противоположному.
— Конечно, именно так.
— Это уж слишком резко, мой друг, и не
всякий найдется, что тебе сказать. Если бы ты
утверждал, что несправедливость целесообразна,
но при этом, подобно другим, признал бы ее
порочной и позорной, мы нашлись бы, что
сказать, согласно общепринятым взглядам. А
теперь ясно, что ты станешь утверждать, будто
несправедливость — прекрасна и сильна и так
далее, то есть припишешь ей все то, что мы
приписываем справедливости, раз уж ты дерзнул
отнести несправедливость к добродетели и
мудрости.
— Ты догадался в высшей степени верно.
— В таком случае, не следует отступаться от
подробного рассмотрения всего этого в нашей
беседе, пока ты, насколько я замечаю, говоришь
действительно то, что думаешь. Мне кажется,
Фрасимах, ты сейчас нисколько не шутишь, а
высказываешь то, что представляется тебе
истинным.
